Бывалые ахтарские рыбаки и моряки называют Бейсугский лиман коротко и уважительно - "Бейсуг!". И в этом самом слове уже заложена глубинная правда, ведь "Бейсуг" означает - "Великая вода". И, действительно, Бейсугский лиман среди своих собратьев - приазовских лиманов велик во всем. Под его обширным зеркалом воды, размером более тридцати километров в длину и десяти в ширину, таятся поистине несметные богатства. Пустившись в путь на парусной лодке по мелководьям и глубинам Бейсугского лимана, мы открыли для себя, что это не только замечательная кладовая природы, но и уникальный живой организм с щедрым и в то же время со строгим характером. В чем мы смогли на своем опыте убедиться.
Но сначала был настоящий рай. "Мы плыли в теплом кофе с молоком, приправленном густой пеной" - такими возвышенно-поэтическими словами я попытался в конце предыдущей главы повествования передать окружившую нас обстановку после того, как мы с Юрием Бирюковым, пробившись с немалым трудом сквозь напрочь заросший пролив-бугаз у хутора Морозовского, вышли на широкий простор Бейсуга. Впрочем, сравнение бейсугской воды с густым пенным напитком не было таким уж большим преувеличением. Под порывами свежего северо-западного ветра мутно-желтая вода лимана пенилась на волнах, как кипящее молоко. Под упругим парусом лодка буквально взлетала на гребнях невысоких волн, с веселым шипением гнавшихся за нами от быстро удалявшейся за кормой Ясенской косы. Шалея от неожиданной встречи с бесшумно приближающейся парусной лодкой, рыбы раз за разом стремглав бросались в сторону из-под форштевня. От всего этого буйства жизни душу охватывало радостное веселье.
И все это так контрастировало с тем, что ранее рассказывал мне Юрий: о походе по садковским лиманам, где в летнюю жару огромные площади заилившихся Бойкиевского и Рясного лиманов превратились в мертвую зону. В стоячей теплой воде очень мало кислорода, остатки которого к тому же забирают для своего дыхания буйно разросшиеся водоросли. Разлагающиеся их остатки окончательно отравляют воду. Если так пойдет и дальше, эти лиманы со временем многие садковские лиманы просто превратятся в гниющее болото.
Бейсугскому лиману пока такая участь не грозит. В это хотелось верить всем сердцем, ведь казалось, все вокруг громко пело о его благополучии. Мы ходко пересекали отмель возле урочища Лопатино, испокон веков одного из самых рыбных мест Бейсугского лимана. Здесь было меньше метра глубины, как в том же Рясном лимане, но, в отличие от погибающего лимана, окрестные теплые воды были наполнены жизненной энергией.
Лопатино действительно одно из замечательных, самобытных природных мест нашего района. Здесь намытая течениями почти километровая песчаная коса отсекает от лимана обширную степную балку, тянущуюся дугой вплоть до южных окраин хутора Морозовского. Наверняка, в былые годы, когда плотины не сковывали течения рек в многоводные паводки, здесь избыточные вешние потоки перетекали в Азовское море, делая Морозовский утес островом. А из балки в море и лиман в свою очередь попадали дополнительные органические питательные вещества для различных рачков и моллюсков, которыми с удовольствием кормилось многочисленное рыбье племя. Но это было так давно, что уже и балка густо "быльем" - травой всякой поросла. И все чаще слышны тревожные голоса жителей ближней станицы Бородинской, замечающих изменения не в лучшую сторону благодатных рыбных мест на Лопатино. И расползающаяся из Морозовского кута илистая мель, в грязи которой мы вдоволь побарахтались, когда выбрались из напрочь заросшего бугаза, упорно напоминала, что не все ладно и в Бейсугском царстве.
Впрочем, по-прежнему оно очень красиво на вид. Выйдя на глубину, мы в полной мере смогли полюбоваться огромной, желто-красной дугой высокого обрывистого берега, плавно уходящего на юго-восток за горизонт. Над отвесной стеной глины густой зеленой опушкой высились раскидистые деревья лесопосадки. Созерцание красот природы навеяло философские размышления о превратностях судьбы. Ведь, кого я ни спрашивал, никто не мог объяснить, откуда взялось название Лопатино. А наверняка был когда-то человек по фамилии Лопатин, может - первопоселенец, может - рыбопромышленник. Но минули века... и от него осталось только название, что, впрочем, тоже немало. От более сотни хуторов, исчезнувших в нашем районе в годы коллективизации и последующей централизации села, вовсе и названий не осталось в памяти людей.
А вот село Лиманное, некогда цветущее садами и палисадниками на берегу Бейсугского лимана, ликвидировали, другого слова не подберешь, уже в наше перестроечное время. Хорошо помню, как несколько лет назад на сессии районного Совета прежний глава Бриньковской сельской администрации доложил, что в Лиманном умер последний житель, а посему населенный пункт надо закрыть. Грустно вздохнув, депутаты утвердили предложение - и не стало еще одного хуторка на карте района. А ведь здесь, как говорится, сам Бог велел селиться людям.
Со стороны лимана нам хорошо было видно, как проплывающий за бортом высоченный берег неожиданно полого снижается у бывшего Лиманного, создавая просторный удобный спуск к вдающемуся полукруглыми наметами в лиман песчаному мыску с заводями и зарослями камыша. На возвышении по-прежнему стоит крепкий дом, у которого, как и следовало ожидать, нашлись новые хозяева. Чуть поодаль - большая колхозная свиноферма. В "умершем" Лиманном по-прежнему не замирает жизнь. А в дальнейшем надо ожидать немало желающих поселиться в этом благодатном, можно сказать, курортном местечке на берегу лимана. Вот только теперь здешние поселенцы будут приписаны к... находящемуся в паре километров хутору Тамаровского. А ведь какое замечательное название было - Лиманное. Невольно вспомнилась фраза незадачливого подставного царя из популярной кинокомедии: "Кемская волость, Кемская волость, подумаешь, мало ли их у нас..." Мало, господа, мало у нас осталось хуторов и сел! Стереть с карты легко. А вот, поди, потом снова открой...
Пока мы размышляли на эту тему, впереди по правому борту отчетливо вырисовался силуэт хутора Тамаровского. Высокий бетонированный парапет с большим школьным зданием придавал хутору весьма внушительный вид. За рядом старых добротных построек, поодаль, виднелись двухэтажные кирпичные особняки. Слева от бетонной набережной берег плавно перетекал в белоснежный пляж. Его обступила кудрявая изумрудная зелень, над которой, позади, возвышались огромные деревья старого парка, посаженного еще самим Тамаровским.
Пока проходим мимо хутора, рассказываю Юрию историю, в которую сам бы не поверил, если бы не видел все это в старой кинохронике. Петр Степанович Тамаровский - кадровый офицер, в годы становления советской власти, возглавив коммуну "Красный боец", вопреки всем теориям и социальным катаклизмам, попытался построить светлое будущее в отдельно взятом хуторе. В стране не хватало стройматериалов - в "Красном бойце" из ракушки отжигали известь, делали свой кирпич. Добротные по тем временам здания из него стоят до сих пор. Энергией деятельного председателя заряжались и колхозники, выращивавшие все, что могла произвести на свет здешняя плодородная земля. Хватало в конце года и с государством сполна рассчитаться, и на трудодни весомые паи раздать. Но больше всего гостей хутора поражал здешний парк с ухоженными аллеями, фонтаном и большим теннисным кортом. По выходным и праздникам на нем Тамаровский с ракеткой в руках приобщал селян к неведомой тогда для большинства игре.
В память о выдающихся заслугах именем председателя был назван хутор, которому он отдал столько сил и души. И по сей день хутор имени Тамаровского в числе самых благоустроенных и красивых в нашем районе, да, пожалуй, и в крае. Вот только после ухода из жизни основателя коммуны постепенно потерял былую красоту чудо-парк. Не нашлось в хуторе того, кто бы продолжил высокую культурную традицию. И это лишний раз доказывает незаменимую роль личности в истории.
Предельно обнажаются человеческие качества и на пляшущем на волнах судне. Здесь, как на минном поле, одно неверное движение, и могут быть непоправимые последствия. За рассматриванием живописных берегов мы ушли уже на полтора десятка километров от скрывшейся за горизонтом Ясенской косы. На просторе посвежевший попутный ветер поднимал почти метровые волны, которые все активнее стали испытывать нашу лодку на прочность. Мы шли то в кипящем на уроне бортов пенном гребне, то проваливались между валами, раз за разом стремящимися перехлестнуть через невысокую корму нашей "пеллы".
Идти под бермудским парусом полным курсом за ветром - безмятежное удовольствие только при тихой погоде и отсутствии волны. Когда же накатывающиеся сзади гребни кидают корму, как мячик, то вправо, то влево от рулевого требуется предельная внимательность. Дело в том, что нижняя кромка треугольного бермудского паруса крепится горизонтально к прочному древку, называемому гиком. С одной стороны гик на шарнире крепится к мачте, за другой его конец привязывается веревка - шкот. Натягивая или отпуская шкот, можно регулировать направление и наполняемость ветром паруса. Конструкция простая и предельно надежная. Единственный недостаток - надо все время следить за гиком, который увесистой дубиной проносится у вас над головой. Каждого начинающего яхтсмена эта штуковина обязательно не раз гикнет по макушке, так что название этой самой подвижной части парусника, в буквальном смысле, впечатывается в мозги на всю жизнь. А в свежую погоду встреча головы с гиком может повлечь весьма тяжкие последствия. Особенно опасен неконтролируемый переброс гика на попутных курсах, когда шкот максимально отпущен. Догоняющая лодку волна резко разворачивает лодку, забрасывая корму в сторону, шальной порыв ветра бьет в торец паруса и, как распахнутая дверь на сквозняке, он с огромной скоростью и силой вместе с гиком летит над головами экипажа на другой борт. Тут уж не зевай, береги голову, а рулевому еще надо предельно быстро выбрать шкот, чтобы успеть затормозить полет гика, пока он не ударит со всей силой по вантам, и одновременно выровнять лодку на курсе. Без сноровки в море делать нечего. А самое лучшее - не допускать критических ситуаций, предугадывая в какую сторону тебя кинет волна. Для этого нужен немалый опыт.
Еще в девяностом году мы втроем: я, Юрий Бирюков и еще один ахтарский, уже можно сказать, ветеран парусного флота - Владимир Скобелев обошли на яхте "Дебют" по кругу все побережье Азовского моря. Понятно, что с Юрием мы уже не новички на воде. Все же передаю руль Бирюкову. У меня давно уже не было практики хождения под парусом, а Юрий, сделав своими руками свою лодку, знал все ее особенности и управлял ею виртуозно.
Ветер все набирал силу, и следующий час нас ожидало весьма веселое катание по бурунам вдоль все такого же высокого отвесного берега лимана. Лишь в одном месте между хутором Тамаровского и Бриньковской он полого понизился. Здесь за небольшой перемычкой, рядом с лиманом, в продолговатой балке, образовалось целое озеро. Вспоминаю, что когда-то прямо из воды в нем мощным буруном бил пробуренный артезианский источник. По берегу росли раскидистые ивы. Вид был просто райский.
А вот еще одно замечательное место на берегу лимана, слава о котором в свое время долетела и до матушки-Москвы. Подход к станице Бриньковской сторожит высокий мыс, окруженный большой песчаной отмелью. В семидесятые года здесь московский завод построил замечательный пионерский лагерь "Бейсужок". Для нас, бриньковских пацанов, было в диковину поначалу рассматривать гулявших организованными группами по станице сметанообразных московских детей. Потом привыкли. Многие из нас сами с удовольствием отдыхали в "Бейсужке", где все было организовано не хуже, чем в черноморских пионерлагерях. Мне запомнились футбольные битвы нашей дворовой футбольной сборной с лагерными чемпионами. Мы лихой ватагой на велосипедах и латанных-перелатанных мопедах по дороге над высоченным обрывом приезжали в благоустроенный по московским стандартам мир. Ухоженная аллея вела к большой лестнице, спускающейся к обширному пляжу, на котором умещались и различные навесы, и футбольное поле. Команда "Бейсужка" была в настоящей футбольной форме. У нас же единообразие было в одном - голые по пояс и босиком. Капитан москвичей занимался в крутой футбольной школе. И каждый раз, проигрывая, москвичи не могли никак понять, откуда в босоногих станичных хлопцах такая живость и ловкость. А просто мы с весны до осени жили вольной жизнью "на подножном корме", в прямом смысле, черпали силы из земли и воздуха. И химии в природе тогда еще было очень мало.
Проходя мимо "Бесужка", до боли в глазах всматриваюсь в берег: где же то футбольное поле? От огромного пляжа немного осталось... А домик сторожки у ворот лагеря уже навис над обрывом, а когда-то он был в десятке метров от берега.
Еще более тревожная картина открылась на окраине станицы Бриньковской. Над обрывом нависли хозяйственные постройки подворий, готовые в любой момент рухнуть в воду. Пенными бурунами лиман с диким упорством вгрызался в станичный берег.
Продолжение следует.