Главная » 2009 » Июнь » 5 » ГАЗЕТА №42, 27 мая 2009 года
09:48 ГАЗЕТА №42, 27 мая 2009 года |
С е к а ч
«На медведя идёшь – соломку бери, на кабана идёшь – гроб тащи»
Русская поговорка.
Кабан (дикая свинья) с давних пор считается желанным трофеем охотников во всём мире. Это серьёзный, умный, сообразительный зверь, в чём я убедился лично, встретившись с ним один раз на охоте. Эта встреча осталась в памяти на всю жизнь.
Воспоминания отправляют меня в далёкий 1967 год. Зимнюю сессию в пединституте я сдал досрочно и сразу же приехал домой в посёлок Марьина Роща, расположенный в семи километрах от Геленджика. Через неделю, откровенно говоря, уже маялся от безделья. Многие ровесники ещё сдавали сессию. Друг детства - сверхсрочник Волоха на своей подводной лодке бороздил моря и океаны, младший брат Александр служил в ГДР. Но больше всего меня «доставал», раздражал нескончаемый норд-ост. Несколько дней подряд этот холодный противный ветер дул с завываниями. Рассчитывал, что займусь спортом в Геленджике у любимого тренера Николая Петухова, но резкий ветер заниматься на воздухе не давал, а в спортзале запираться не хотелось.
Подошёл с вопросом к отцу: «Если ваша бригада соберется на охоту, возьмёте меня с собой?» Прогулка с охотниками по горам была бы мне на пользу. После каникул мне, члену сборной «Буревестника» края по лёгкой атлетике, предстояли напряжённые тренировки у известного специалиста Павла Седова. Охота – хороший способ нагрузить ноги и лёгкие. Отец возражать не стал: «Как только выпадет снежок, так и двинемся».
В Марьиной Роще ещё с 50-х годов существовала бригада фанатов–охотников из семи-девяти человек. В основном это были местные лесники, бывшие фронтовики. Старшим у них был мой отец, которого все уважительно называли Фёдор Петрович. Входили в бригаду также рабочие винсовхоза «Геленджик». Всех их я хорошо знал с раннего детства, относился с уважением, продолжал обращаться к ним, как в детстве, «дядя».
На следующий день, как по заказу, прекратился норд-ост, и пошёл густой пушистый снег. «Завтра в пять утра выступаем, собирайся», - предупредил отец.
Снег перестал идти только под утро. Мы с отцом и нашим охотничьим легавым псом Абреком в назначенное время вышли со двора. Всё вокруг было как в новогодней сказке. Снег скрипел под ногами, лежал ровным слоем, сглаживал все неровности. И только редкие порывы ветра сдували его с вершин деревьев и бросали в лицо. Было приятное ощущение от снежинок, которые слегка покалывали щёки.
Вокруг не было видно ни одного следа. «Это очень хорошо», - заметил отец, и мы отправились к месту сбора.
Но сначала зашли к охотнику Ивану Почте, который жил на самом краю посёлка, под горой. Отец перед каждой охотой заходил к нему, выполняя своеобразный ритуал. Во-первых, чтобы справиться о здоровье Ивана, во-вторых, убедиться, что тот берёт на охоту самую ценную и полезную в работе охотничью собаку. Иван ласково называл её «моя Пальмочка». Её участие гарантировало половину успеха в предстоящей охоте.
Бригада собралась в условленном месте за посёлком на дороге в «Длинную щель». У нас так называют ущелья, отходящие к морю от вершины Маркотхского хребта. У охотников было приподнятое настроение из-за хорошей погоды, собаки приветствовали друг друга радостным лаем и возбужденным вилянием хвостов, предвкушая предстоящую гонку за дичью.
Шли по дороге в гору в затылок, держа собак на поводках. Снег скрывал кочки, колею. Идущий впереди постоянно предупреждал: «Камень, бревно».
Я много лет ходил по этой дороге, знал каждый поворот, каждый дуб, но сегодня из-за снега не узнавал местности. Проходя очередной поворот, спросил у отца, показывая на просеку: «Это тот самый родник?» Получив утвердительный ответ, успокоился. Значит, не совсем потерял ориентир. В детстве мы никогда не проходили мимо этого родника. С наслаждением пили самую вкусную на свете воду, искренне веря, что вода из этого родника прибавляет силы и способствует росту.
Часа через два интенсивной ходьбы мы вышли на вершину Лысой горы и пошли по Маркотхскому хребту в сторону Кабардинки. В этих местах в детстве и юности много лет мы с братом помогали отцу заготавливать сено, ночевали в шалаше, вдыхая запах чабреца, мяты, горного разнотравья, слушали оглушительные трели цикад. Эти воспоминания связаны с летом. А сейчас здесь лежал снег, и под лучами появившегося на востоке красноватого солнца всё казалось величественным, неподвижным и неживым. Во время короткого привала отец провёл краткое совещание - где и как начинать охоту.
Решили «гаять» от ближнего ущелья в сторону Кубанского хребта. «Гай» поручили мне. Это означало, что ровно через 40 минут, когда охотники по хребту ущелья спустятся вниз к основанию и перекроют его, заняв места на «застрелах», я должен начать стрелять холостыми патронами, кричать и спускаться вниз по ущелью. А через 10 минут после начала движения надо отпустить всех собак, которых на поводках передали мне охотники. Я старался, как мог, часто стрелял и так орал, что звенело в ушах. Истомившиеся от ожидания охоты собаки подняли страшный лай и так рванули вниз по ущелью, что сбили меня с ног. Минут через 15 я услышал два выстрела. Затем всё стихло. Ещё через 20 минут вышел к охотникам на поляну, к местам «застрелов». Все стрелки громко разговаривали, размахивая руками.
Постепенно из общей разноголосицы стало ясно, как на этом месте развивались события. Мой «гай» дал результат. Собаки подняли дикую козу и погнали её на охотников. Коза выпрыгнула в том месте, где в «застреле» стоял наш тридцатилетний сосед Василий Литвинов. Теперь, пытаясь оправдываться, он отчаянно твердил, что коза летела, как молния, поэтому два выстрела мимо.
Пока я добирался к охотникам, «аналитическая» группа из трёх самых опытных охотников в составе отца, Ивана Почты и Владимира Бедного, друга отца, бывшего морского десантника- «куниковца» осмотрела место «застрела» Василия, изучила следы, клочки шерсти на кустах и пришла к выводу, что виноват Василий: зазевался, а, проще говоря, «лажанулся», о чём ему было высказано в лицо. Самое обидное сказал в заключение Владимир Бедный: «Надо было поставить в «застрел» студента, а Васю - в «гай».
Но основная работа только начиналась. Мы ещё поставили «застрелы» и «прогаяли» по трём ущельям - бесполезно. Был момент, когда собаки в стороне от «застрела» держали свиней, и хотя мы спешили на помощь четвероногим друзьям, лай собак стал удаляться от нас, зверь ушёл. Во время привала на обед, поджаривая на костерке аппетитное сало с прослойками мяса, я с живым интересом прислушивался к предположениям бывалых охотников о возможных местах «лёжек», водопоев свиней и их перемещениях, наблюдал, как они «читали» следы, которых действительно было множество.
Настроение было хорошим. Я любовался зимним буковым лесом, вдыхал запах преющих прошлогодних листьев.
К вечеру, изрядно уставшие, раздраженные отсутствием трофеев, мы вышли к домику охотника, который стоял у подножия сопки. Его построили несколько лет назад заготовители леса. От домика к вершине сопки вела широкая просека, рядом, шумно перекатываясь между камнями, протекала речка Адерба. Здесь решено было переночевать, чтобы с утра продолжить охоту.
Все стали размещаться на отдых, сушить одежду, кто-то перематывал портянки. Растопили печь, и над домиком появился серый дымок.
Вдруг, с вершины сопки, прямо на просеку напротив домика с подветренной стороны, похрюкивая, выскочили четыре поросёнка, за ними - свинья. Звери «ударили по тормозам», очевидно не соображая, что случилось. Затем появился огромный секач, килограммов на 200, если не больше. В окно я чётко разглядел светлые полоски на боках у поросят, огромную голову кабана, покрытую тёмно-бурой шерстью, и страшные клыки, величиной не меньше 10 сантиметров. Получив от секача сигнал тревоги, поросята и самка резко развернулись и двинулись в противоположную сторону, к лесу.
И вот тут я понял, что значит настоящая, сработавшаяся годами, команда охотников. Первыми в сторону свиней рванули собаки, возглавляемые Пальмой. Вслед за ними понеслись охотники. Такой старт приветствовали бы мои тренеры: Петухов и Седов. Причём, бежали кто в чём. Пётр Краплин - в одном сапоге, с носком на другой ноге. Кто-то уже успел снять тёплые ватные брюки, бежал в одних подштанниках. Среди всех особо выделялась двухметровая фигура десантника-фронтовика Владимира Бедного, его седая голова, знаменитый «рябчик» (тельняшка).
Раскрыв от неожиданности и удивления рот, я вскочил, не соображая, что мне делать дальше. Чётко услышал громкие, короткие команды отца: «Вася, Ваня – влево, Вова, Петя – вправо!» Разбившись на две группы, охотники стали обходить свиней с флангов. До опушки леса оставалось метров десять, но собаки уже нагоняли дичь. Секач, бежавший сзади, вдруг резко развернулся и, сделав короткий прыжок в сторону собак, замер, нагнув голову, белая пена клубами валила изо рта. Собаки сбавили бег. Этих секунд хватило, чтобы свинья с поросятами ушла в лес. Секач тоже развернулся в сторону леса. И тут Василий Литвинов, оторвавшийся от остальных охотников метров на пятнадцать, сделал выстрел по секачу. Пуля попала по спине. Я видел, как она вырвала кусок бурой шерсти с мясом. Секач упал, не двигал задними ногами, очевидно, был перебит позвоночник. Он приподнялся на передние ноги и движениями, напоминающими отжимания в упоре лёжа, медленно продолжал двигаться в сторону ушедших самки и поросят. Но движения становились всё короче и судорожнее.
Вновь раздался голос отца: «Убрать собак!» Охотники с большим трудом отозвали разъярённых псов. И вновь команда отца: «Ваня, давай!»
Из цепи охотника выдвинулся Иван Почта, не спеша приблизился к раненому секачу метров на 20 сбоку. Тщательно прицелился. Прогремел выстрел. Пуля вошла в голову под ухом. Большой кабан не двигался.
На жердях и досках секача стащили с сопки, в домике соорудили помост и стали разделывать тушу. Это ответственный момент в охоте на кабана. Одно неосторожное движение ножом, и мясо может стать с запахом, негодным к употреблению. Поэтому разделыванием туши занялись самые опытные – отец и Пётр Краплин, остальные охотники им помогали.
В домике стало шумно, стоял густой дым от папирос и сигарет, звучали прибаутки, анекдоты.
У меня же никакой радости от такой развязки на душе не было. Казалось, что лежащий секач смотрел только на меня красными зрачками и с укором спрашивал: «За что? Ведь я делал всё правильно!»
Ко мне подошёл друг отца, дядя Ваня Бедный: «Ну, как охота, сынок?» (он так называл меня с раннего детства), - и протянул мне стакан с положенными 100 граммами. Мой ответ его удивил. Я в сердцах высказал всё, что накипело. И про пустые теории о предполагаемых переходах свиней, о местах их лёжек и купаний: «Главное в охоте, как я понял, - сказал я в заключение, - его Величество случай, как сегодня! А что касается лично моего мнения, то я бы этого секача не убивал, а отпустил. Как он защищал свою семью!»
В домике на минуту стало тихо. Отец даже отложил разделочный нож. Всё слушали наш с дядей Володей спор. Тот посмотрел на меня внимательно и ответил: «Ты, сынок, не прав, зря тебе по философии поставили пятёрку. Это никакой не случай, а закономерность. Вот если бы мы с тобой делали переход из станицы Шапшугской в Адербиевку и на привале в этом месте на нас наскочил бы секач, тогда я с тобой согласен. Но мы бригадой целый день гоняли свиней по горам, наделали шума на половине Маркотхского хребта. И я почти убеждён, что это именно тот секач, судя по размерам следов, который оторвался от наших собак днём. И взяли мы его по законам охоты. У секача был шанс спастись. И потом, разве ребята не заслужили маленький праздник? Одного этого, как там говорят по-научному, что попадает в кровь?» «Адреналина», - подсказал я. «Да, его самого хватит до следующей охоты». Все присутствующие дружно поддержали дядю Ваню, но я остался при своём мнении.
На следующий день все с тяжёлыми рюкзаками отправились домой. Моя доля в охоте составила килограммов восемь мяса. Я, в начале, не хотел её брать, но затем передумал: «Зачем огорчать отца и его друзей?» Голова секача досталась соседу Василию Литвинову, к его нескрываемой радости, который полностью реабилитировал себя за неудачные выстрелы по дикой козе.
Дома попросил маму мою долю мяса приготовить отдельно. Я решил угостить ею друзей – студентов, с которыми жил в общежитии по улице Артельной в городе Краснодаре, а заодно и узнать их точку зрения на вопрос - стоило ли отпускать секача, кто был прав: я или охотники? Я предполагал, что друзья-однокурсники будут на моей стороне. Перед отъездом зашёл к другому соседу - Ивану Свиридову. Он делал самое вкусное сухое вино. Попросил налить трёхлитровый баллон выдержанного «Рислинга» из заветной дубовой бочки.
С таким грузом я прибыл в общежитие за день до начала семестра. Друзья по комнате были в сборе, обрадовались моему приезду. Мы быстро накрыли богатый стол. К ужину я пригласил моего школьного друга-одноклассника Тимура Танащука, который учился на английском отделении иняза и жил этажом выше.
Друзьям за столом я подробно рассказал о событиях на охоте, не скрывая симпатии к секачу. Мою точку зрения поддержал только Тимур. Валера Петреник и Рома Чачух полностью были на стороне охотников. И тогда Тимур, он всегда отличался оригинальным мышлением, предложил: «А пусть этот спор рассудят все студенты двух общежитий. Проведём своеобразный социологический опрос». Столом перекрыли вход в комнату. Мы с Тимуром на стандартных листках писали объявления такого содержания: «Внимание! В 17 комнате старого общежития проводится дегустация настоящей дичи. Желателен бартер». Валера Петреник быстро расклеил эти объявления на кухнях всех общежитий. Рома Чачух нарезал дичь крошечными кусочками, наделал гору бутербродов.
Я, уставший с дороги, не стал дожидаться желающих отведать дичи гостей. Завалился спать, укрывшись одеялом с головой. Сквозь сон, глубокой ночью, слышал громкие, жаркие споры, звон посуды.
На следующее утро проснулся поздно. Валера Петреник собирался на лекции. «Чем закончился вечерний социологический опрос?» - поинтересовался я. Валера, судя по виду, не особенно желал возвращаться к этим событиям: «Не вчерашний, а сегодняшний, - уточнил он.- Точно не скажу, но за охотников – 90 процентов, а за тебя - единицы. А вот маме за мясо спасибо, так высказались все, привози ещё и побольше».
Но ещё побольше не получилось, потому что на охоту с тех пор я ни разу не ходил из принципиальных соображений. Хотя марьинские охотники меня не раз приглашали. Дядя Володя Бедный даже заявил, что должен меня уговорить, как хороший талисман, который приносит на охоте удачу.
С того времени много воды утекло, уже нет в живых тех марьинских охотников, с которыми я был в горах. Даже Лысые горы стали зарастать кустарниками и мелкими деревьями. Но охотничья бригада существует. В ней состоят дети и внуки тех ровесников моего отца.
Недавно гостил у родственников в Марьиной Роще. Встретил Анатолия Краплина, друга детства, на несколько лет моложе меня. Он сейчас старший у охотников. Спросил: «Какие успехи на охоте?» «Бывает по-разному», - ответил Анатолий и добавил: «Но такой секач, которого тогда в 1967 году взяли наши отцы с твоим участием, нам не попадался, да и вряд ли уже попадётся».
Вчера заходил к дочери проведать внуков. Младший - первоклассник Валера, карандашом водил по какой-то карте. «Чем занимаешься?» - спросил я его. «Это карта Геленджикского сафари-парка, - ответил он. – Мы её купили в прошлом году, когда посещали это место. Вспоминаю, где какие вольеры расположены. Папа возьмёт фоторужьё, и мы этой весной поедем в гости к «матросикам» (так называют маленьких диких поросят из-за белых полосок на спинках). Они за год, наверное, сильно подросли? А ещё Путин отдал в этот сафари-парк своего тигрёнка! Его тоже очень хочется увидеть!»
- Конечно, все подросли. Всех увидишь, всех узнаешь, - поспешил я успокоить внука.
Виктор Чесноков.
|
|
Просмотров: 860 |
Добавил: atv
| Рейтинг: 0.0/0 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
